Так же как и голову…
– Не нужно на меня пялиться, – сказала я, прикрываясь рубашкой.
Он неожиданно покраснел:
– Я не пялюсь, с чего вы взяли? Тоже мне, царица Савская!..
– Здесь нет белья, – я наконец-то взяла себя в руки.
– О, черт! – Он досадливо сморщился. – Ладно, без белья обойдетесь. Не на прием едем.
– А куда?
– Увидите.
– Следственный эксперимент? – спросила я только для того, чтобы что-то спросить.
– Вы – моя сплошная головная боль, – глаза его заметались загнанными зверями. – Меньше будете знать – крепче заснете.
– Я и так сплю крепко. Спасибо.
Я медленно одевалась. Наверное, это можно было назвать одеванием только в первом приближении. Я примеряла на себя свою прошлую жизнь, но даже это не вызвало у меня никаких эмоций, кроме легкой тошноты. Впрочем, на тошноту я старалась не обращать внимания, в последнее время ее приступы мучили меня довольно часто. Но я старалась справиться с этим… Ничего другого не оставалось.
Рубашка и штаны болтались на мне, как на палке, – за время болезни я сильно сдала, как оказалось.
– Меня нашли без ремня в штанах? – спросила я у капитана, поддерживая джинсы.
– Светлая головка, – похвалил меня капитан, – ремень затерялся в недрах управления.
– Жаль-жаль… Может быть, этот ремень был вашим единственным шансом. Той зацепкой, которая вернула бы мне память. Халтурите, капитан! А впрочем, носите на здоровье.
– Пошевеливайтесь, – капитан Лапицкий скрипнул зубами.
Это было похоже на сдержанное хамство, и я решила не оставаться в долгу. Я поставила перед собой ботинки и невинно посмотрела на капитана, склонив голову набок и шевеля пальцами ног. Пальцы были хорошей формы, нужно признать. Хоть это радует, если учесть, что о носках капитан не позаботился, впрочем, то же самое можно было сказать и о белье.
– Ну, что еще не слава Богу? – раздраженно спросил капитан.
– Мне тяжело надеть ботинки. Помогите мне.
– В смысле?
– Помогите мне надеть, – я не собиралась отступать. Пора поставить милицейского хама на место. Пусть потрудится.
Капитан смотрел на меня, ожидая подвоха.
– Мне просто трудно наклоняться, – успокоила я его, – последствия травмы, знаете…
Ему ничего не оставалось делать, как подчиниться. Он присел передо мной на корточки, сунул в ботинки сначала мою правую ногу, а затем – левую. Потом поднял голову и посмотрел на меня.
– Теперь завяжите шнурки, – скомандовала я.
– Не многовато?
– Теряем время, капитан.
Когда он сделал и это, я пошевелила пальцами в ботинках. Довольно удобно.
– Теперь, надеюсь, все? – Он по-прежнему сидел передо мной на корточках, и я не смогла побороть искушение. Я сделала то, что хотела сделать все это время, – двинула ему носком ботинка в беззащитно выдвинутый вперед, лживо-раздвоенный подбородок, основную гордость их бесславного следственного управления, где воруют ремни жертв автокатастроф.
Удар получился не сильным, но унизительно-ощутимым. Капитан не удержался на ногах и плюхнулся на задницу.
– Теперь все, – констатировала я, – считайте, что мы квиты, капитан.
– Сучка! – удовлетворенно сказал он, потирая ушибленный подбородок. – Ты у меня еще наплачешься, симулянтка!
Он подошел к двери, приоткрыл ее и осторожно выглянул в коридор. Тотчас же полоску приглушенного света из коридора перекрыла чья-то громоздкая фигура. Капитан о чем-то пошептался с коридорной тенью и обернулся ко мне.
– Ну, поехали, – его лицо расплылось в предвкушении близкого реванша.
Только теперь я почувствовала опасность. Черт возьми, почему с такими предосторожностями он забирает меня из клиники, да еще вечером, когда нет никого из ведущих врачей?..
– Надеюсь, все согласовано с руководством клиники? – Я старалась сохранять спокойствие.
– Конечно, – ни один мускул не дрогнул на его лице, и это убедило меня в том, что он лжет. – Пойдемте, нам уже пора.
– Я никуда не пойду. Только в присутствии врача… Капитан легко поднял меня с кровати, легко подтолкнул к двери и злорадно шепнул мне в затылок:
– Пойдешь, никуда не денешься. Или ты думала, что я до второго пришествия буду с тобой вошкаться?
…Мы вышли в полуосвещенный по причине позднего времени коридор. Где-то в самом конце маячила тяжелая фигура напарника капитана. Я нарочно шла медленно, цепляясь глазами за плотно прикрытые двери палат: в одной из них лежит чемпион Европы по греко-римской борьбе, я даже знаю, где именно… Его помощь сейчас бы не помешала.
– Передвигай ноги поживее, – шепнул мне в спину капитан.
– Не могу. Ботинки жмут…
Неожиданно руки капитана настигли мои плечи, сжали их, и я оказалась прижатой к стене.
– Если ты не заткнешься, если не перестанешь ныть, – хрипло прошептал он, – то времена, проведенные в коме, покажутся тебе райскими кущами. Эти ботинки не могут тебе жать, потому что это твои ботинки. Ты поняла?
– Отпусти меня, сволочь, – снова этот жуткий приступ тошноты, с которым все труднее справляться, снова ощущение невесомой тяжести в животе от близкого лица капитана, – иначе так врежу по яйцам, что не обрадуешься!
– А ты, оказывается, не все забыла, – он все-таки отпустил меня, и мы продолжили бесконечный путь по бесконечному коридору.
…Сейчас будет поворот направо, черный ход, который закрывается только на ночь, потом пост дежурной медсестры, возле которого я постараюсь задержаться. Перспектива ехать куда-то с капитаном на ночь глядя никак не прельщала меня: я помнила, как воровато, как плотно он закрыл дверь моей палаты… Самого же капитана, видимо, не прельщала встреча с дежурной медсестрой. Хотя сегодня – я знала точно – дежурила Эллочка Геллер, милейшее существо с курчавыми висками и тихой влюбленностью в Питер – город, в котором она никогда не была. Я даже знала, что сейчас читает интеллигентная близорукая (вполне во вкусе Олега Марилова) Эллочка: «Вверх по лестнице, ведущей вниз» Бэл Кауфман…