– Не волнуйтесь, Анна, – мягко сказал Лещ. – Компания уже взяла его похороны на себя. Его похоронят достойно, обещаю вам.
– Спасибо. Спасибо… Я хочу, чтобы эти деньги тоже были…
– Этого не нужно. Я же сказал, компания все взяла на себя.
– Вы не понимаете. Для меня это важно. Последний долг. Я не сумела спасти его.
– Вы не могли бы спасти его, даже если бы захотели, Он легко поднялся из-за стола, подошел к кровати И присел на самый краешек. И так же, как утром, пожал мне руку, вот только чуть дольше задержал в своей ладони мои пальцы. Некоторое время мы молчали. Отлично, скорбные приличия соблюдены, можно перейти к какой-нибудь другой, менее тяжелой теме.
– Вы спите когда-нибудь, Михаил? – спросила я.
– Иногда. Слишком много работы, нужно все успеть. Жалко тратить время на сон.
– Я, наверное, сильно сломала ваш быт, чужой малознакомый человек, я понимаю… Вы не волнуйтесь…
– Вы не сломали мой быт. Никакого быта нет. Сплошное бытие.
Вот тут-то, Лещ, ты лукавишь, тут я тебя поймала. Ну зачем быть большим аскетом, чем ты есть на самом деле? Дизайн на пятьдесят тонн баков, какое уж тут бытие?
– Заняла вашу постель.
– Да нет, что вы… Вы хоть ели сегодня?
– Да. Андрей готовил. Кажется, мы действительно что-то ели…
– Не хотите поужинать со мной?
– Хочу, – я сказала это так просто, что Лещ даже рассмеялся от удовольствия.
– Тогда я приготовлю что-нибудь. У меня есть отличное вино… Коллекционное.
Я даже присвистнула в душе от удивления. Неужели я так хорошо, так искренне сработала, что Лещ решил угостить меня коллекционным винишком, купленным на аукционе «Кристи» по пять тысяч долларов за бутылку? С ума сойти!
– Какую кухню вы предпочитаете?
– Не знаю. У меня нет гастрономических предпочтений. Разве что сырокопченая колбаса. У меня никогда не хватает денег, чтобы купить ее, – почему нет, скромная секретарша турфирмы может позволить себе милое плебейство, это выглядит пикантно и – главное – достоверно.
– Хорошо, – Лещ рассмеялся, – сырокопченую колбасу тоже внесем в список смертников… Как насчет французской кухни? Что скажет секретарша из фирмы «Круазетт»?
– Она скажет, что это было бы очень мило, если вычеркнуть из меню луковый суп.
– Заметано.
Через минуту он уже позвонил в какой-то ресторан и сделал заказ. Еще через двадцать минут еда уже стояла на маленьком столике перед кроватью. Лещ достал бутылку вина, я не ошиблась, это было вино, купленное на «Кристи», черт бы побрал театральные жесты! Но нужно отдать должное широкой сибирской душе Леща, он ни словом не обмолвился о происхождении вина. Разлив его в высокие узкие бокалы, он протянул один из бокалов мне, а второй взял сам.
– За то, что вы остались живы, – тихо сказал он.
– Да.
Мы выпили. «Перье» 1886 года выпуска обладало божественным вкусом, прожитые годы облагородили простую столовую водичку. Я долго держала жидкость во рту, боясь расстаться с ней. Еще дольше держалось послевкусие.
– Ну как?
– Никогда не пила ничего подобного. Это очень старое вино?
– Очень старое и очень мудрое.
– Наверное. Но сейчас мне хотелось бы водки. Только один стакан. За Егора, который остался мертв.
Не говоря ни слова. Лещ встал – я слышала, как мягко хлопнула дверца холодильника, – и спустя несколько секунд вернулся с початой бутылкой водки и двумя стаканами. Мы выпили в полном молчании.
– За тебя, Егор, – сказала я. – Прости, пожалуйста… И снова ладонь Леща накрыла мои пальцы.
– Все в порядке.
– Я думаю, – медленно сказал Лещ, – он бы мог вами гордиться.
– Лучше бы он не гордился мной и остался жив.
– Вы любили его?
Невинный вопрос, утром я уже пыталась предотвратить его возникновение, но он всплыл снова. Это означало только то, что Лещ всерьез заинтересовался мной. Эй, Костик Лапицкий, должно быть, ты сейчас валяешься в своей узкой койке и пытаешься сообразить, что здесь происходит в пентхаузе этого потрясающего мужика, который ни в какое сравнение не идет с твоей убогой берлогой. Перестань беспокоиться, радость моя, повернись на бок и усни, ситуация под контролем. И контролирую ее я.
– Да, я любила его. Но это не любовь в узком смысле, если иметь в виду взаимоотношение полов. Это совсем другое. Мы очень много пережили вместе, а это рождает совсем другие отношения. Они гораздо прочнее, потому что в них нет страсти… Есть только ощущение, что ты не один, что кто-то другой очень близко. Не нужно быть лучше, чем ты есть на самом деле. А ведь страсть – это всегда лукавство… Это стремление завоевать. А когда хочешь завоевать, все средства хороши. Просто макиавеллизм какой-то. И это нечестно. Простите, я не умею излагать то, что чувствую…
– Да нет. Похоже, вы умеете излагать то, что чувствуете, Анна.
– А можно еще вина?
– Да, конечно.
Мы снова выпили. Мешать водку и вино в моем положении не очень-то здорово, но когда еще я выпью вино по пять тысяч за бутылку?..
– Я думаю, вы не правы насчет страсти, – задумчиво сказал Лещ, вертя в руках бокал. – Я попытаюсь доказать вам…
…Доказательства были перенесены на неопределенное будущее, в котором Лещ и я выглядели вполне пасторально, если все пойдет в направлении, заданном сегодняшним вечером. Перед тем как заснуть в холостяцкой постели Леща, я подумала о том, что совсем недолго буду находиться в ней одна. Похоже, он попал во все ловушки, расставленные мной, хотя и одной было бы достаточно, чтобы подцепить его: мужественная маленькая женщина, настоящий друг всех покойных отважных журналистов, приятная собеседница, покорительница собак и спецназовцев, всем изысканным ресторанным блюдам предпочитающая кусок сырокопченой колбасы… То ли еще будет, милый Лещарик! Стоит только открыться заплывшему фиолетовому глазу и прийти в норму разбитым губам, уверяю, ты оценишь меня по достоинству. Ты ведь уже сейчас решаешь для себя не такую уж трудную проблему: как оставить меня в этом твоем роскошном пентхаузе еще на несколько дней, сверх положенных хирургом Эдиком Перевозчиковым. Это видно невооруженным глазом, да и выпитая бутылка за пять тысяч на это прозрачно намекает. Что ж, дебют оказался вполне удачным, даже случайно набранные статисты вплелись в драматургическую канву очень органично. Теперь ты можешь отдохнуть, Анна. Во всяком случае – до завтрашнего воскресного утра…